Эксперты полагают, что риск нового конфликта между Кыргызстаном и Таджикистаном остается высоким, несмотря на предпринятые попытки урегулирования. О сложностях пограничного урегулирования и вероятности наступления «горячей фазы» противостояния Ia-centr.ru рассказал ведущий научный сотрудник Центра евроазиатских исследований ИМИ МГИМО МИД России и профессор СПбГУ Александр Князев.
– Во второй половине октября вокруг Баткенской области нарастала напряженность – Таджикистан и Кыргызстан обвиняли друг друга в концентрации военной техники в районе, Жогорку Кенеш одобрил закон о выдаче оружия гражданским. Насколько реальна перспектива большого военного конфликта между республиками?
– Перспектива большого конфликта между Кыргызстаном и Таджикистаном появилась не сейчас, она существует уже десятилетиями. Последние проявления этого конфликта – весной 2021 года и в сентябре 2022 года – показывают, что в него (с обеих сторон) все больше вовлекаются силовые структуры, включая и армию. Гражданские лица как участники противостояния отходят на второй план, все концентрируется в руках военных.
Еще одна опасная тенденция, отчетливо проявившаяся в нынешнем сентябре – попытки (опять же, обеих сторон) перенести военные действия в глубину государственной территории, помимо прямых боевых столкновений в зоне границы. То есть в районные центры Исфара и Баткен в Таджикистане и Кыргызстане соответственно, уже с использованием РСЗО, БПЛА и других средств дальнего действия.
Кроме того, боестолкновения начали происходить в совершенно другом районе границы – на Памирском направлении, где спорных участков уже нет. Если подобные действия продолжатся, локальный пограничный конфликт скоро может перерасти в состояние масштабной войны между государствами.
Бишкек разрешает выдавать оружие гражданскому населению – это факт, выходящий за рамки разумного. Такое решение кыргызстанского парламента можно рассматривать как мобилизацию населения. Только не под организованное военное командование, а в форме некой партизанщины. Эдакого «Гуляй поля», или, что исторически ближе – басмачества.
Сосредоточение военной техники и вооружений обеими сторонами в приграничном районе означает, что ни Бишкек, ни Душанбе не полагаются на заключаемые соглашения. А, напротив, сориентированы на продолжение войны.
– Каков вероятный интерес таджикистанских и кыргызстанских элит в эскалации конфликта?
– Создание «образа врага» из людей, говорящих на другом языке – это эффективный инструмент манипулирования обществом, известный, пожалуй, всю историю человечества. Вокруг лозунгов квази-патриотической и, по сути, агрессивно-националистической направленности значительная часть людей консолидируется вокруг манипулятора. Кроме того, наличие «военной угрозы» позволяет свести к минимуму всю иную общественную и политическую активность.
В Кыргызстане и Таджикистане мотивации к такому манипулированию имеют одинаковую цель, хотя и с разной мотивацией. В Таджикистане консолидация общества вокруг власти в атмосфере «кыргызской угрозы» необходима как элемент затянувшегося транзита власти.
В Кыргызстане власть также нуждается в консолидации, более широкой поддержке среди населения. Только в данном случае – ввиду высокой фрагментации политической элиты и существенного компонента того, что называют «гражданским обществом». Последнее во многом оппозиционно власти. Поэтому атмосфера «таджикской угрозы» позволяет Бишкеку, в том числе, ограничить возможности оппозиции.
– В чем основная трудность пограничного урегулирования в Баткенской области?
– Пять назад можно было сказать, что проблема урегулирования состоит в отсутствии политической воли обеих сторон. Сейчас эксплуатация риторики «внешней угрозы», «образов врага» в кыргызстанском и таджикистанском обществах настолько укоренилась, что теперь одной воли руководства РТ и КР будет недостаточно.
На данном этапе возникают сложности внутреннего характера. Переключить внутристрановую повестку на «агрессора» было легко. Вывести общество из этого состояния труднее, нужно искать новые мотиваторы. Влияет и различие политических режимов. В Таджикистане «генеральная линия» руководства если и обсуждается, то только в позитивном ключе. Хотя не факт, что все ее разделяют – в том числе, в политической элите.
Существует единственный механизм решения вопроса с делимитацией и демаркацией – это обмен спорными участками. Он требует взаимных компромиссов и не всегда легко воспринимается населением. Сознание местных жителей не воспринимает понятие «спорный участок», оно строится на представлении «это наша земля». Поэтому вопрос границ всегда очень щепетилен. Здесь нужно быть готовым к последствиям, в том числе долгосрочным.
В Кыргызстане уже есть печальный опыт подобных проблем. Противодействие договору о демаркации границы с Китаем привело к свержению первого президента Аскара Акаева в 2005 году. Пограничный договор был в итоге подписан только в 2009 году.
Прямо сейчас в Кыргызстане идет противостояние власти и оппозиции. В его центре – отрицание оппозицией (в первую очередь, ее проамериканским сегментом) недавнего соглашения по границе с Узбекистаном. Кыргызстанское руководство в данной ситуации ведет себя вроде бы тактически правильно: заведены уголовные дела по факту организации массовых беспорядков, арестованы основные фигуры из проамериканского и националистического конгломерата. Но пока трудно сказать, как эта ситуация завершится в среднесрочной перспективе.
Кроме того, в основе всех пограничных конфликтов в Ферганской долине лежит сложная социально-экономическая ситуация. Параллельно с другими инструментами урегулирования, Душанбе и Бишкек должны реализовать в своих секторах пограничной территории свои программы экономического и социального развития. Но пока в обеих республиках нет программ развития на уровне государства, вероятность их реализации в конфликтном регионе также вызывает большие сомнения.
Я уже не говорю о таких факторах, как криминальная ситуация в Баткенско-Исфаринском регионе, а также активность радикального религиозного подполья в Таджикистане и Кыргызстане. С другой стороны, сентябрьские заявления сторон о якобы появившихся афганских «черных аистах» в зоне конфликта, я бы отнес к информационным провокациям. Однако в будущем исключать вероятность активизации в регионе этих групп нельзя.
– Как России и ОДКБ могли бы помочь с урегулированием ситуации, чтобы не допустить перехода конфликта в «горячую» фазу?
– Пока есть ожидания, что какие-то позитивные подвижки произойдут после трехсторонней встречи Владимира Путина, Садыра Жапарова и Эмомали Рахмона, состоявшейся 13 октября в Астане. Вскоре после этого министр обороны Кыргызстана предложил выставить наблюдательные посты миротворцев ОДКБ на проблемных участках границы с Таджикистаном. Ранее участие России и ОДКБ категорически отвергалось как Бишкеком, так и Душанбе.
На мой взгляд, для разрешения конфликта Кыргызстана с Таджикистаном можно было бы воспользоваться опытом ШОС. Когда организация еще работала в формате «шанхайской пятерки», в ее рамках были заключены «Соглашение об укреплении доверия в военной области в районах границы» и «Соглашение о взаимном сокращении вооруженных сил в районах границы».
В этих документах закреплена норма, согласно которой страны-участницы обязуются не проводить какие-либо военные мероприятия в 100-километровой зоне от границ друг друга. В отношении кыргызстанско-таджикистанского конфликта о ней никто не вспоминает, а зря. Это, конечно, не та демилитаризованная зона, которая необходима сегодня. Но выполнение даже этой нормы априори подразумевает присутствие внешних наблюдателей, которое сняло бы часть ненужной напряженности регионе.
Вообще же, необходима полноценная демилитаризация в районе, о котором мы говорим. В условиях Баткена и Исфары 100-километровая демилитаризованная зона невозможна в силу особенностей ландшафта. Но можно определить ее параметры в 30 или 40 километров – в этих пределах Кыргызстан и Таджикистан должны будут вывести все, без исключения, войска и силовые структуры. И пограничников тоже, поскольку они устойчиво выступали главными участниками боестолкновений. Наверное, можно будет оставить участковых милиционеров.
Периметр этой демилитаризованной зоны должны контролировать миротворческие силы, не обязательно России и/или ОДКБ. Возможно, более эффективным было бы сделать это в формате ШОС, инициируя такую миссию в организации. Зачем России в одиночку тратить там ресурсы и брать только на себя всю ответственность?
Но сделать это надо, по возможности, быстро. Главы МИД стран ЕС уже согласовали свою гражданскую миссию для границы Армении и Азербайджана. Американские дипломаты и высокопоставленные военные уже проявляют повышенное внимание к зоне конфликта в Ферганской долине, выезжают туда на место.
Поэтому Кыргызстан и Таджикистан, отказываясь от полноценного миротворческого посредничества ОДКБ или ШОС, рискуют оказаться не просто в ситуации разрастающейся межгосударственной войны. Если события будут развиваться по негативному сценарию, граница двух государств может стать инструментом манипулирования на геополитическом уровне. Как в случае с Нагорным Карабахом или Кашмиром.
